Как переехать в Америку, или Путешествие из Петербурга во Флориду - Ярослава Полетаева

нашу традицию подводить итоги уходящего года и писать планы на новый. Так вот, мне уже двадцать семь, и казалось бы, к этому времени я должна была упорядочить свою жизнь: создать семью, иметь любимую работу, добиться определенного успеха…

– Но ты же понимаешь, что ты ничего этого не «должна».

– Понимать – это одно, а принять – другое.

– Я думала ты, будучи воцерковленным человеком, не будешь – как ты говоришь – ругаться на Бога?

– Понимаешь, мне казалось, что с Богом вообще не должно быть никаких проблем по жизни. Он всегда поможет и придёт на помощь…

– Дианочка, но ведь так не бывает…

Бах, Французская сюита

– Пару лет назад я рассталась с человеком, которого очень долго любила… Для меня вся жизнь потеряла смысл. Я не знала, куда идти и что с собой делать. Ходила по разным церквям в поисках облегчения. И вот, когда я пришла в нашу семейную церковь, где я сейчас работаю, помню спросила у одной испанки, что мне собственно нужно делать. Я имела ввиду, конечно, традиции этой конкретной церкви – ну там, допустим, зажечь свечку или поклониться в определенный момент. А она меня обняла и сказала: «Дитя мое, ты не одна».

Я так и заревела. С тех пор я там, и мне стало сразу так ясно и просто. Я теперь с Богом, и мне не так страшно.

***

Помолись за меня не в храме

Среди глаз и людской толчеи.

В нескончаемом суетном гаме

Будь задумчив и молчалив.

Помолись за меня в поле,

Где святая бездонная ширь.

Благодатная это доля-

Чтить берез и болот псалтырь.

И свечу черничного неба

Семиглавой звездой зажечь.

Твои сны под махровым пледом

Псом Палканом буду стеречь.

***

Я завидую Диане. Прекрасно понимаю отчаяние, с которым каждый их нас в определенный момент остаётся один на один. Пустота окружает нас с рождения, но мы настоящие мастера маскировки. Знатоки духовного интерьерного дизайна. Мы понаставили громоздкой мебели ложных ценностей, пытаясь отгородиться от неизвестности. Но время от времени, пустота начинает съедать спасительные заборы, и даже так нами любимая карьера покрываются серой пылью разочарования. Тогда мы окружаем себя бесчисленными друзьями, врагами или просто манекенами, ровным счетом ничего не приносящим в нашу жизнь. Только бы опоясать себя постоянным шумом. Даже жутковатый смех, гулко отдающийся в бескрайнем соборе одиночества, кажется нам предпочтительнее, чем оглушительная тишина.

В новой попытке обустроить этот холодный зал, мы расписываем алтарь вечности картинами. Мы издаём гортанные звуки – поем; даже умудряемся заставить звучать деревянные коробочки – музыкальные инструменты; движемся в странной манере – танцуя: то по одному, то в парах; то по кругу, то врозь. И на время нам кажется, что вот этот алтарь искусства будет жить вечно и останется с нами до конца. Но и тут нас ждёт разочарование – даже эти приношения творчества постепенно исчезают в темноте, которую отбрасывает гигантская туша вселенной.

А что же церковь? Какое удивительное облегчение приносит сознание, что ты не один в этой темноте. Кто-то будет с тобой у той самой линии, где свет начинает играть с нашим воображением, и все вдруг начинает казаться призрачным и неправдоподобным. Неужели никогда больше не придётся просыпаться в ночи, с ужасом осознавая, что все, что было прожито днём, – всего лишь мечта. Только темнота позднего часа проявляет страшную истину. Неужели теперь кто-то будет постоянно жечь свечу у твоей постели, чтобы каждый мог увидеть её свет? Может быть, долгие ночи будут претворяться чтением сказок для бодрствующих полуночников?

Это несказанное облегчение – разделить груз одиночества. Я завидовала Диане. Она принадлежала к чему-то большему, чем она сама; она была в числе людей, вместе идущих к границе тьмы.

Я бы все отдала, чтобы тоже принадлежать чему-то. Чтобы разделить мою ношу знания с испуганными сокамерниками. За маской безразличия мы все таим бьющееся сердце.

Но как не бояться быть откровенной? Я не верила, что мы дойдём до чёрной черты вместе. Рано или поздно, один за другим, они оставят меня, отвлеченные разговорами с соборным смотрителем – временем. Один за другим они растворятся в каждодневных делах прихода, служа всепоглощающим пастору – сожалению. У финальной черты я окажусь одна. После шумной компании, необычайная тишина покажется мне в сто крат страшнее. Не лучше ли сразу идти со знанием неизбежности одиночества? В надежде на то, что мое зрение привыкнет к темноте…

***

Я прошу тебя, в эту ночь

Ты уйми мою глупую боль.

Я покрою скатерти клочь,

И достану хлеба́ и соль.

Я приму тебя, как встречают

Дорого и жданного гостя.

Меня завтра с другим венчают,

На лиловой заре високосной.

Я приму тебя, стану спрашивать.

Ты уснешь в моем диком саду.

А Иуда все так же вынашивать

Свою горькую будет судьбу.

Я прошу тебя, только раз,

Только в эту безвечную ночь…

Я не знаю молитвенных фраз,

Я не верю в святую мощь.

Я прошу тебя, только миг

Посиди, а то как же одной…

Мне не скрыться листами книг

Под расплавленной тишиной.

Я прошу тебя, лишь на вздох,

Мне бы только хватило сил…

И по россыпи хлебных крох

Я узнаю, что ты приходил.

***

Я не могла принадлежать к той церкви, о которой говорила Диана. Ведь если принадлежать, то искренне и без остатка. Прихожане вместе с Дианой пытались мне объяснить, что их бог – истинный. Я же знала, что все боги истинные. Настолько, насколько сам человек в них верит. И я верила, что в мире много богов. Собственно говоря, столько, сколько людей на земле.

– Дианочка, ты такая счастливая. Ты все делаешь правильно, и ты действительно не одна. Не только в божественном, но и в земном. У тебя есть твои друзья, семья. Ты удивительный человек, и мы тебя очень любим.

Дианины родители приехали в Америку тридцать лет назад из Украины. Они были музыкантами и хотели, чтобы Диана пошла по их стопам. А ей всегда казалось, что она не может достичь тех высот в музыке, которых достигли ее родители. Родилось постоянное сомнение, а достаточно ли она хороша.

– Потом я пошла в бизнес школу. Опять-таки по совету родителей.

– Диана, дорогая, все это было не зря. Особенно музыка. Я уверена, что такой доброй и отзывчивой ты стала именно благодаря ей. Как йога помогает быть гибким телу, так музыка помогает подвижности души.

– Спасибо, Оксанчик. Если бы только знать, что все делается не зря…

Разговор между девочками всегда неизбежно заходит о делах любовных. Я чувствую, что должна перед ней извиниться. Дело в том, что недавно мы с Дейвом пошли на «американские» танцы. Это когда все встают в один ряд и зачем-то начинают повторять одни и те же движения. Кстати, движения сами по себе не сложные, но запомнить порядок бывает очень непросто, особенно, когда последовательность становится все длинней и длинней – в зависимости от уровня. На такое развлечение некоторые ходят годами, некоторые только «по праздникам», но в любом случае, это традиционно американский колорит. Мне тоже очень хотелось попробовать.

Goat Rodeo, Yo-Yo Ma

Я очень люблю танцевать. Мне всегда хотелось стать танцовщицей, но для этого я слишком любила поесть.

Так вот, я пригласила Диану к нам присоединиться.

Это был первый раз, когда я заметила, что Дейв не хочет общаться с моими друзьями. Ну, совсем. Такое его поведение стало повторяться с тревожной регулярностью. Он практически не разговаривал, когда по тем или иным причинам оказывался в компании.

– Оксана, ты обо мне не переживай, но знаешь, это как-то странно. Он с такой неохотой говорит о себе. Тебе никогда не казалось, что он… как бы это сказать… Что-то скрывает?

Прямо в точку. Дейв часто спрашивает меня, люблю ли я его, словно о чем-то тревожась. Вчера, придя к нему домой, я нашла его лежащим на кровати, тоскливо уставившись в потолок.

– О чем грустит мой республиканец?

Дейв